Уходящему году
Пустой декабрьский свет. Разломанные звездыИскрошены до псевдобытия.Не существуем… Взорванные ОстыИ Весты обожженные… И я —Как свет пустой пустого небосклона.Предновогодних ожиданий блеф.Минутная – межгодовая – зона.Желание. Бокалов пьяный зев.
И веришь в эту сладкую минуту,Что сбудется за новою чертой.И я тебя то вспомню, то забуду,Как прошлый год – потерями пустой…
Разлюбить
верлибр
Не заставляй меня разлюбить этот дождь,Которым пахнут твои волосы, глаза и губы;Разлюбить этот холод – сквозь дверь протыкающий ножТело, душу, согретое сердцем вино… Я забудуПотом навсегда аромат ноября, где есть ты,Сколько чисел, часов и минут в каждом месяце года.Свечи будут стоять с того месяца – бледность в цветы —Восковой смертной маской любви, где кого-то и кто-тоРазлюбил навсегда, – как не любят всё то, из чего вырос дух.Перерос. Посмотрел на былое влеченье.Удивился… и в памяти добрых потугПоискал. Ничего… Пустота и забвенье.
И потом ноябрем будет снова реветь мокрый холод,Косяки всех дверей поистычет наточенный нож,А я дождь полюбить не смогу. Одинокое золотоУпадет. Загниет. Тем и будет ноябрь мне хорош…Только мой. Одинокий стареющий недруг,Чья погибель и радует, и ворует в войне ее вкусБез противника. И в рисунках калеченых ветокЯ прочту безразличие.Сразу и наизусть.
«То слишком много, то постимся порознь…»
То слишком много, то постимся порознь.И неизвестно, что порою лучше:Когда любовь хранят в разлуке души —Или под крышей убивают, ссорясь…
«Будто вылезешь дать ему душу…»
Будто вылезешь дать ему душу,Будто сможешь поверить опять —А он вынет улитку наружуИ оставит ее умирать.
И последнею мыслью тщедушнойШевельнется догадка о том,Что я слишком хотела послушных,Чтобы их не считать королем.
Что улитка хотела царицей,Нет, не пушкинской, – просто царить,Не умея на мертвой страницеЧеловеческим сердцем любить…
Тяжелая ноша
Вручена тебе как беспомощное чудо.Наказание. Пытка горячая.Как чашка чая, прОлитая на колениСреди холода зимней простудынеловкостью при раздаче.
И там ничего не остается выпить.Только болеть будет долго… Язвительно.Я возненавижу свои руки, любимые прежде тобой.И, исчезая ночной, опоздавшею выпью*,расплету по строчке косы любимого свитера.
И закончусь на последней петлеПустотой изношенной радости,Тепла невозможного и колючего прямо по середине зимы.В неизбывной беззвезной мглешоколадной радости.
И больше меня не будет. Нигде.Никогда. И нисколечко.Мучить тебя ничто не будет: ни кипяток страсти рассерженной,Ни лед безразличия,Ни другая причудалюбви из январских иголочек.
И тогда ты поймешь, что свободенсвободою смертной, весенней и длинной.
* выпь – птица
«Мне хорошо с тобой. Уютно говорить…»
Мне хорошо с тобой. Уютно говорить,Уютно думать и молчать уютно.В твоих руках мое дыханье спитЖивое – распоясано, разуто,
Но бережно в твоих ладонях мне.Ничто не навлечет позорной ролиСтыда, чужого праведной жене.И лишь мурашки трепетно кололиМоей щеки доверчивую рану,Что помнит сон, где ты меня кольнулИссохшим поцелуем – и в туманыУшел. Холодный ветер дулИ разметал салютом тебе листья —Как будто пыль клубится за тобойИ в отраженьи глаз моих искритсяИ остывает сонной пеленой…
Так я проснулась. Глупость! Наважденье!Мне хорошо с тобой. Уютно спатьИ говорить… и каждое движеньеУютной делает твою кровать,Что и моя уже давно и прочно;Уютно думать рядом с тишиной,Пока ты спишь, в заре купая ночи,Всем птицам раздавая голос мой!
А после эти нежные ладони,И я лежу – сберечь себя от снов.Ты – мой восток, заря на небосклоне —И… смерть беспомощных птенцов…
«Душевной жвачки разорвав безвкусье…»
Душевной жвачки разорвав безвкусьеИ душной клетки раздвигая грань,Меж Богом оказалась я и Русью,Неся им человеческую рвань.
И почему-то медоносный донник,Белея, прятался в мою ладонь,И я стояла – маленький ребенок —Под МАМИНУ чудесную гармонь…
Я слышу Смысл! Играй! Души завесаДрожала, как на казнь ведомый стыд.И стыдно мне, когда я поэтесса,С которой Бог почти не говорит.
2008, Таганрог
Простое, как правда опоздавшего озарения
Всё, что чужое, – хочется.Всё, что свое, – не ценится.Просто так в жизни водится:Солнце, дожди и – метелица.
Ходит душа за потерями.Руки хватает холодные.Губы чужие, серые.Души – болезнью потные.
Кается кто-то расплатою.Дарит весь мир искуплением.Смяли дорогу обратнуюЛивни да вьюги забвения.
Брошенный
Покрытый штопаною скатерью,Стоял печальный старый стол.Словно свидетельство предателей.Пустого дома произвол…
Он был огромен в одиночестве.Весь год на четырех ногахОн ждал хозяина и почестейВоскресшей жизни в куличах.
Он выбран был судьбой немалою —Его внесли вперед других,И дерево его усталоеКорней искало молодых.
Но человек в том доме брошенномНогою больше не ступал:Нашел другое и хорошееИ с мебелью туда въезжал.
Про стол забыли все на радостях.Сараем обернулся дом.На четырех ногах усталостиСтол умирал большим щенком.
Осеннее, знойное…
Чашка чая. Восточные сладости.Каламбур. Мягкий мед в настроение.Поцелуй. Глупый смех. Свечи радости.Как мне нравится это волнение…
Куралесят в судьбе неурядицы.За порогом – сугробы прелые.А я выбрала лучшее платьице,Обнажая пути загорелые…
А потом мы гуляли до устали,Остывали от жара запойного.Ах, какими дождями вкуснымиНас поило осеннее, знойное!..
«Спокойный, терпеливый голос твой…»
Спокойный, терпеливый голос твой.А вечер за окном моим – калека:То ли слепились в нечто эти двое,То ли сломали вдвое человека…
А я ведь так любила голос твой —Когда однажды благородным слухомКоснулась песни слов, чье волшебствоНе человека – эльфа, духа…
Когда же открывала я глаза,Твой голос имел руки, плечи, губы…Какая нынче громкая грозаИ неба грохотание в раструбах!
И только голос твой – как звёзды звука,Звенели в этом крике злых начал!И я до синяков хватала твои руки,Чтоб голос твой не смолк,не замолчал!
«Когда спускается головорезом месяц…»
Когда спускается головорезом месяцУ шеи тонкой молодой ольхи,Я слышу плач скорбящих зимних песенНа мои зимние стихи…
Без нас пустуют ночи вековые,Без нас на небе не бывает дня,И все деревья вытянули выи,Чтобы их срезали огрызком пня.
Без нас пустует в содроганьях сердце,Душа без нас – обитель мертвеца,И вера – утешенье иноверца,И трещины – от самого крыльца…
Заведует тем домом тьма глухая,И мы у ней в прислужниках, как псы.ДЛЯ ЭТОГО цвела листва, сгорая,Концом любуясь в зеркале росы?!!
«Золотыми словами написана жизнь по аллеям…»
Золотыми словами написана жизнь по аллеям.Собираю слогами кленовые строчки души.Собираю букет слов любимых!.. АлеетНа губах их звучанье родное… И нотками лжиГде-то дрогнет осенним ненастьем разорванный голос.Поправляю мой шарф. Согреваю слова глубоко.Сколько слов на земле за великое счастье боролосьВ человеческом мире разлуки простых пустяков!..
И каждый раз другая
Вы не сейте любовные раны.Раны те заживают не так…И зачем мне с душой этой драннойВновь искать целый мир в лоскутках?!
Не затем ли и не потому ли,Что из тех лоскутков простыхПо-иному одели-обулиМы любови свои в каждый миг!
Не похожее… неповторимо.Снова думаешь, что навсегда.В миражах безотрадного дымаСтроить замки и города!..
«Повинные и запертые двери…»
Повинные и запертые двери,И жалость не сподобится на шик!Сумеет ли та гордость еще верить,Что за судьбу сойдет и черновик?!Сумеет ли прощать то состраданье,Что не заменит роскоши былой?О, сколько много выстраданных знаний —И мною износившись, как ценой…
«Этот день – как счастье лучшее!»
